Права на човен, яхту, катер Океанские яхты Elling

Кожа да кости

#------

Не могу вспомнить, когда ещё выдавалось «таке пекельне літо», как нынче. Может, до 1880 года, до начала синоптических наблюдений, случалось и круче. Но если кто и был тому свидетелем – уже не расскажет. Жаль, было бы интересно узнать, как спасались от жары тогда, в бесхолодильниковые и бескондиционерные времена. Мне, помимо прочих шаманских действий, помогали воспоминания о Севере.

Однако не надо путать туризм с эмиграцией. Стайка льдин в заливе в разгар лета – зрелище, несомненно, приятное. Но жить в местах, ограниченных на карте изолинией с надписью «Среднесуточная температура выше +10 не наблюдается» – на любителя. Хотя такие любители всегда находятся, но немного. Например, шесть тысяч человек на весь архипелаг Екатерины.
Места эти известны больше как Алеутские острова. Длинной дугой вытянулись они от Аляски до Камчатки, и полторы сотни островов образуют четыре архипелага поменьше. В том числе с отнюдь не романтическими названиями Лисьи и Крысьи острова. Всё это «счастье» принадлежало России до 1867 года, когда архипелаг вместе с материковой Аляской был продан Штатам. Ну как продан… Прямо-таки впарен. Америке, зализывавшей раны после только что закончившейся гражданской войны, для полного счастья, понятно, не хватало только миллиона квадратных миль у чёрта на рогах. К тому же не было ещё и «железных» свидетельств тому, что они, эти мили, вообще существуют.
Однако 200 тысяч тогдашних полновесных долларов, потраченных послом в Вашингтоне на знаки внимания, способны убедить любой парламент проголосовать за покупку из казённых денег даже Луны, а не то что Аляски. Россия, однако, оставила себе на память два острова – Беринга и Медный, вместе с алеутами, переселёнными туда ранее Русско-Американской компанией для промысла калана. Мало кто слышал об этом медвежьем угле Пасифики, но в мире алеуты известны больше, чем могут сами предположить. И всё благодаря своей национальной лодке.
Пришельцы (что с Запада, что с Востока) затруднялись выговорить её местное название «унанган икуан». Поскольку русские пришли первые, они назвали алеутский каяк «байдарка». Потому что «байдара» уже была у чукчей и она была большая. Американцы тоже нашли, что русское название куда произносибельней, и оно превратилось в собственное имя. Во всём мире, кроме бывшего СССР, все каяки называют каяками и только алеутский – байдаркой.
Хотя на архипелаге Екатерины и не бывает столь зверских холодов, как в Гренландии, родине классического каяка, на курорт эти острова тоже мало походят. В год едва ли наберётся четыре недели без осадков, а чтобы без ветра – то и вообще ничего. Гренландцы в неблагоприятных условиях просто не спускают лодки на воду. Если бы алеуты ждали у моря погоды, очень скоро их зубы хранились бы на полке вместе с остальным скелетом. Конечно, лодки, даже самой выдающейся, тут недостаточно, требуется и немалое присутствие духа. Но жить там – вообще экстрим, что тогда, что нынче. Хотя народ, разумеется, мельчает. Теперь пересечение Берингова пролива – экспедиция, где спонсоров на порядок больше, чем участников. А ведь когда-то совершенно рядовое событие было. То чукчи отправлялись пограбить эскимосов или индейцев (кто попадётся), то последние старались не остаться в долгу.
Русский священник Иван Вениаминов писал, что алеут в своей байдарке догоняет взлетающую кайру, а сама байдарка настолько легка, что её поднимает семилетний ребёнок. Причём это не просто мнение миссионера, оброненное мимоходом, – до назначения епископом в Ново-архангельск Вениаминов был приходским священником на Уналашке. Но приход был больше острова, путешествовать доводилось много, а кроме байдарок транспорта не было. Его и сейчас там негусто. С продажей Аляски право петь лодке дифирамбы, видимо, перешло к американцам. И не только петь, но и воспроизводить её конструкцию, по мере сил и, понятно, с оглядкой на «зелёных». Впрочем, последнее не есть большой грех против истины, ибо и сами гренландцы перестали использовать шкуры и плавник в тех местах, где можно было разжиться у датчан брезентом и досками.
Помимо большей килеватости и круглоскулых обводов, байдарка отличается от обычного каяка формой штевней. Собственно, это и есть главная изюминка лодки. Происхождение байдарки любят обсуждать, притягивая за уши всевозможные теории, вплоть до того, что конструкция носового бульба была подсмотрена на Алеутских островах. Хотя, по моему мнению, всё гораздо проще: в краях, где лосось – тотем едва ли не всех народов, было бы странно, если бы носу лодки не пытались придать сходство с головой лосося, а корме – с его хвостом.
Строиться лодка начинает, как и всякий каяк, с палубы. Если гренландцам абсолютно всё, что идёт на постройку каяка, приходилось вылавливать в море, то на Алеутских островах растёт ива, которую пускали на шпангоуты и стрингеры. Прутик толщиной в мизинец не внушает доверия, поэтому набор был очень частым – шпация с ладонь плюс три-четыре стрингера на борт. Рейки для киля, привальных брусьев и бимсов кололись из выброшенных морем стволов. Набор байдарки напоминает корзину, полежавшую на прокрустовом ложе, причём тот «Прокруст» отличался непомерными ростом и худобой. Такому каркасу присуща определённая гибкость. Рассуждения о положительном влиянии этого свойства на мореходность показались мне сущим чернокнижием, но одно достоинство точно есть. Современные версии байдарки обтягивают не шкурами, а нейлоном, как любят подчёркивать – «баллистическим». То есть, бронежилеты из него делают. А бронежилет защитит от пули, но никак не от стилета или шила. И при очень тесном контакте с острым камнем гибкий каркас поглотит энергию удара, сохранив оболочку. Гарантия не стопроцентная, однако… Посему, смирившись с пилеными рейками и отсутствием кож, нынешние строители при случае стараются всё же запастись прутьями ивы, черёмухи или сирени. Причём не испытывают никаких «зелёных» колебаний: корзинщики давно уже выращивают иву на плантациях, а на юге сирень – сорняк, от которого не знаешь, как избавиться.
Главная сложность при постройке байдарки (да и любого каяка) традиционным методом в том, что основным инструментом здесь служит глазомер. Пользоваться рулеткой считается mauvais ton, да она и не сильно поможет. Ведь нужно связать набор из тридцати-пятидесяти шпангоутов и продольных реек так, чтоб не было горбов и провалов. Представляется, что и аборигены делали эту работу не за день, аккуратно и ориентируясь на уже сделанное. В любом случае инструкторы, которые ведут мастер-классы (а практически все байдарки строятся своими владельцами), недаром едят свой хлеб.
Алеуты всё-ж таки медвежий угол Пасифики. Но и Англия в начале нашей эры вполне заслуженно считалась дикой окраиной обитаемого мира. Двадцать с лишним веков назад Гай Юлий Цезарь был в этих краях длинным когтем римского орла. У бриттов, тогда ещё населявших острова, он увидел большие обтянутые кожей корзины, которые те выдавали за лодки. Впрочем, ко времени Цезаря это уже был бойян (И-нет-сленг, означает что-то уже давно всем известноеРед.), поскольку описание почти круглых кожаных лодок встречается у Геродота. Можно считать, что по древности технологии skin-on-frame («кожа да кости» по-нашему) принадлежит почётное третье место после плота и долблёнки. Бритты называли эти плавсредства кораклами (coracles в английском). Римляне переделали его в «караб», и считается, что русское «корабль» идёт отсюда. В общем, «славный корабль – омулевая бочка». В нынешнее время кораклы вполне себе живы, есть несколько мастеров, их делающих, и даже общество любителей подобных судов. Ареал распространения, правда, ограничивается практически только Уэльсом, где с кораклов по традиции ставят сети на сёмгу. Каркас делается из орешника либо ивы и обтягивается коровьими шкурами или просмоленным ситцем. Дань современности – коракл из стеклопластика. Лодка в точности повторяет форму оригинала, имеет мрачный чёрный цвет и стоит 300 фунтов.
Недалеко, через пролив Святого Георга, в вечнозелёной Ирландии кожаные лодки уже больше похожи на лодки. Местный вариант носит название curragah (это не курага – карра). Соотношение длины и ширины примерно 5:1, а в профиль лодка напоминает банан. Тот же самый каркас, собираемый без единого гвоздя, только ирландцы предпочитают прочим породам ясень. На обтяжку идёт просмоленный брезент, который по традиции именуют кожей. Правда, в последнее время замечен стеклопластик и (о, ужас!) подвесные моторы. Мотор ставится, как на дори, в колодце. Есть общество хранителей карр и несколько вэб-сайтов (на гэльском, чтоб не лазил абы кто!).
У карры гораздо больше литературной славы – хроника «Navigacio Sancti Brendani Abbatis» есть описание плаванья святого Брендана через океан, совершённого в шестом веке. 1450 лет спустя Тим Северин на большой карре, построенной по проекту Колина Мьюди, повторил этот вояж. В соответствии с приблизительным описанием из «Navigacio…» маршрут пролёг так: Ирландия – Фареры – Исландия – Гренландия – Ньюфаундленд. Из написанной Северином книги «Путешествие на «Брендане»» ясно, что вскоре уже не стоял вопрос – выдержит ли лодка? Он встал по-другому: вытерпит ли экипаж? Монахи шестого века вряд ли в этом сомневались. Для желающих повторить – у бретонского яхтенного конструктора Франсуа Вивье есть чертежи очень похожей лодки.
Конечно, прогресс есть прогресс, и по многим качествам каркасные лодки с мягкой обшивкой уступают «нормальным». Зато строятся они быстро и дёшево (случай «Брендана» не показателен, там имела место историческая реконструкция, что всегда влетает в копеечку). Главное их достоинство – возможность спускать на воду и вынимать из воды в одиночку. А в западной Ирландии прибой напрочь отбивает любые мысли о стоянке лодки где-нибудь, кроме берега. Кстати, до конца позапрошлого века никому и в голову не приходило делать эти лодки разборными – их хранили хоть и на суше, но около воды. А тем, кто у воды не жил, лодки были без надобности. Перекос в понимании этой очевидной мысли привёл к созданию разборных каяков, в сочетании с перекосом в истории заменивших все остальные лодки на 1/6 суши. Но это – совсем иная епархия….