Права на човен, яхту, катер Океанские яхты Elling

Каноэ… тормоз прогресса

#------

Как жалко, что нет у нас красного вяза
И белого кедра у нас не растет.
А так бы каноэ построил я сразу
Весло взял из тиса и лук – и вперед!
И кожи бизоньей никак не набраться,
Чтоб новый и теплый построить вигвам.
Куда ирокезам несчастным податься?
Быть трудно в России индейцами нам!

Дмитрий Коржов.

Для постройки каноэ, как правило,
достаточно коры одной берёзы,
после чего у вас остаётся весьма практичная вещица,
способная держаться на воде, как кусок пробки.

Льюис Генри Морган.

Лет в двенадцать я получил на день рождения книгу Ди Брауна «Схороните моё сердце у Вундед-Ни». Советскому школьнику, и так не питавшему особой любви к Соединённым Штатам, достаточно было прочесть несколько глав, чтобы окончательно проникнуться ненавистью к наглой орде пришельцев, заполонивших вновь открытый континент. Как сказал один из индейских вождей: «Мы жили весьма недурственно, пока черти не занесли сюда этого вашего Колумба». Это в кино благородный Винету Гойко Митича мочил бледнолицых налево-направо, а в действительности бывшие хозяева континента загнаны в резервации и пьют горькую на всём огромном пространстве от Аляски до Огненной Земли. Кое-кто, правда, сопротивляется. Скво ещё расшивают бисером мокасины, а старики вырубают из кедровых поленьев нечто по мотивам племенных тотемов – в основном, конечно, для туристов. Немало ещё, оказывается, желающих водрузить у себя дома двухметровую лупоглазую помесь орлана с лососем. Но редкий краснокожий построит знаменитый берестяной челнок – каноэ. Хотя эта культовая вещь наряду с вигвамом, томагавком и сушёными мухоморами составляет джентльменский набор представлений белых об индейцах.
Несмотря на кажущуюся простоту и даже примитивность, берестяное каноэ – довольно хитроумное изделие. Не совсем верно представление, что у индейцев каждый юноша, едва научившись курить, делал себе лук, стрелы и лодку. Мастера-строители каноэ занимали в племени высокое положение, хотя, конечно, и пониже шаманов. Жители лесного Северо-востока ещё и продавали лодки по хорошей цене в те места, где берёзы не растут. Потом появились франкоговорящие покупатели из-за океана. Но вот англосаксы грубо нарушили монополию индейцев на производство лодок, не заплатив за патент и ломаного рыболовного крючка.
А ведь форма каноэ вполне достойна авторского свидетельства. Сомнительно, конечно, что она была выработана на некоем потлаче, когда старцы в орлиных перьях, затягиваясь сосновой корой из трубки мира, изрекали что-то вроде: «Штевни должны быть загнуты внутрь на ладонь, а борта на полтора пальца». Обводы каноэ – воплощение идеального понимания свойств материала и применяемой технологии. Напрашивается сравнение с храмами острова Кижи, построенными без единого гвоздя отнюдь не из желания удивить мир, а по причине редкости и запредельной цены этих самых гвоздей. В стройной симметричной форме каноэ нет ни одного резкого слома. При некотором угле зрения обнаруживаешь, что набор лодки – замысловатое сочетание луков разных размеров и форм. Схожа с изготовлением лука и технология – та же заготовка зимой, сушка в коре. Самой сложной деталью каноэ, как ни странно, были штевни. Форма штевней являлась и знаком принадлежности каноэ к определённому племени, и своеобразным клеймом мастера и всегда была одинаковой. Нужным образом искривлённых сучьев и корней в окрестных лесах не хватало (учитывая, что мастер за свою жизнь строил не одну сотню лодок, если, конечно, не умирал молодым). Потому штевни клеились, как бы сказали сейчас – ламинировались. В глиняном котелке над углями неделями варилась адская смесь из кожи, рыбьих голов и сердцевины вяза. Тонко расколотые планки, обычно из ясеня или того же вяза, намазывались клеем, набирались в пакет и сушились в форме. После чего еще обматывались по спирали тонкой полоской берёсты.
О берёсте, кстати. Снимать кору со стоящей берёзы придумал Генри Лонгфелло в поэме «Песнь о Гайавате». Сами индейцы не догадались, как можно качественно проделать такую работу на высоте пяти-шести метров. Поэтому дерево просто валили, справедливо полагая, что без коры оно всё равно не жилец, а ствол всегда пригодится в хозяйстве. Хоть на дрова. Далее его стоило как следует вымочить, аккуратно содрать кору, желательно одним куском, и вывернуть наизнанку. Для постройки требовалось ещё некоторое количество тонких еловых корней и смолы, а из инструментов обычно хватало топора, ножа и шила.
Хотя наверняка среди мастеров встречались люди с именами вроде Твёрдая рука, на глаз каноэ не строили. Каждый мастер имел набор шаблонов в виде реек с зарубками, клиньев и выкроек из берёсты или кожи, по которым обрезалась кора в оконечностях лодки. Обрезанную с припуском кору помещали в некое подобие стапеля, напоминающее набор ворот для крокета разной ширины и высоты. Так задавалась седловатость борта. Поскольку высота борта у каноэ в оконечностях растёт довольно резко, концы луков иногда приходилось загибать над небольшим костерком – естественно, до помещения туда будущей обшивки. Сначала кора пришивалась к наружным привальным брусьям, потом убирались складки по бортам. Оконечности пока не заделывались и напоминали разинутые рыбьи рты.
Потом ставились внутренние ветви привального бруса, и лодка начинала наполняться шпангоутами. Перед этим несколькими стежками к обшивке прихватывались стрингера из тонких планок, числом до дюжины, но далеко не все лодки снабжались продольным набором. Тут либо стрингеры и шпангоуты пореже, либо одни шпангоуты, зато часто. Последний вариант оказался в итоге предпочтительней. Потом лодку переворачивали, и начиналась заделка штевней. Банки имели вид дощечек или оплетённой берёстой рамки и крепились к привальному брусу. Готовую лодку смолили сплошь, просто на швах чуть обильнее.
Цветным орнаментом и бусами украшались только большие боевые, они же по праздникам и церемониальные, каноэ. Конечно, затюнинговать могли вообще любую лодку, но, как и сейчас, это требовало определённого количества мехов и не всякому индейцу было под силу. В отличие от боевой раскраски на лицах краситель для каноэ должен быть устойчив и не сходить долгое время. Поэтому сок ягод – морошки, брусники, волчьего лыка – долго уваривался с листьями папоротника с добавлением, в зависимости от рецепта, птичьего помёта и крови.
Поскольку на каноэ сравнительно немного деталей, которые можно покрыть резьбой, украшались и лопасти вёсел. Описанное французскими путешественниками весло в виде рогатки на длинной ручке, между рогами которой натягивалась берёста, встречалось только на «одноразовых» лодках ирокезов. Вырезалось весло из хорошо просушенных и расколотых вдоль плашек ясеня или тиса, которые и поныне считаются лучшим материалом для изготовления вёсел – не только для каноэ.
Огромным достоинством берестяных каноэ, помимо лёгкости хода, маневренности, вместительности был необыкновенно малый вес. Какое другое судно способно нести тяжёлую кладь в любое место, куда только доходит вода, и одновременно быть настолько лёгким, чтобы человек мог донести его на плечах до другой реки? Конечно, эскимосский каяк – тоже не чугунная гиря, но в него помещается только сам эскимос. А вот четырёхметровое каноэ весом всего в пуд вмещает двух гребцов и третьего, уставшего, на днище, а всё остальное пространство плотно набивается тюками, корзинами, ружьями и добычей. Одноместные челноки длиной около одиннадцати футов весили 8-10 кг, и даже большое девятиметровое транспортное каноэ из района Великих Озер, canot du metre, не тянуло больше, чем на 90 кг. При этом несло в себе двенадцать гребцов, припасы и меха – всего три с половиной тонны. До пришествия углепластика не удавалось хоть несколько приблизиться к этим показателям – каноэ белых, даже если они в точности копировали индейский прототип, неизменно получались много тяжелее.
То, что каноэ придумали лесные индейцы, а не, скажем, лопари из Страны Тысячи Озёр, где весьма схожие условия, объясняется просто: ну не растут в Лапландии нужного размера берёзы.
Но в итоге каноэ сослужило индейцам плохую службу. Оно идеально подходило для местных условий, было совершенным и не нуждалось в улучшениях. Для зимы у индейцев были лыжи, для остального времени – каноэ. Им не понадобилось колесо и всё, что из него потом зародилось. И прогресс оставил их на обочине. Впрочем, настаивать на последнем не буду. Ацтеки изобрели воздушный шар за четыреста лет до братьев Монгольфье, а их духовые ружья били точнее европейских аркебуз. Но появился Фернан Кортес и сотня его арбалетчиков – и где теперь империя ацтеков?..